Второй раз я родился 29 августа 1943 года в селе Котельва Полтавской области, когда я попал под бомбежку штаба нашей дивизии. Это было прямой попадание тяжелой бомбы в канавку, где лежали я и мой товарищ-сапер по взводу. Мы только начали рыть щель для штабных работников. Моего товарища выбросило, на его месте была воронка, я же остался лежать, но ноги мои были завалены землей, а голова по грудь находилась на краю воронки. Ни царапины не было на мне, только моя пилотка куда-то улетела.

   Эту бомбежку описал командующий нашим корпусом генерал-лейтенант Бирюков в своей книге "Наука побеждать"...

   Но все по порядку...

   Родился я в Москве в 1925 году 9 июня. В Москву мои родители переехали в 1924 году из Николаева в поисках лучшей жизни. Мой отец Матус Лейбович Эпельман - родом из небогатой еврейской семьи, которая служила в местной синагоге. Ни ремесла, никакой другой профессии у отца не было и, естественно, нужно было искать работу. Всю жизнь и сейчас Москва всех обеспечивает работой.

   В 1921 году Ленин объявил экономическую реформу НЭП (Новая Экономическая Политика). Была разрешена частная собственность (в небольших размерах) и свободная торговля. Отец был небольшим участником НЭПа, он торговал с лотка инструментом и метизами. НЭП значительно оживил экономическую жизнь страны, и появились т.н. "нэпманы" - очень обеспеченные люди, но нашей семье это позволило нормально жить. Позже мама часто вспоминала это чудесное время. Но после смерти Ленина в 1927-1928г.г. партия коммунистов (Сталин) решила эту реформу свернуть и, как это обычно делается, после предупреждения отца о свертывании торговли его арестовали и отправили в концлагерь (концлагерь - это не немецкая выдумка). Сильной охраны там не было и отец решил бежать (кто-то посоветовал). Видимо, это было обычное дело...

   Но что значит бежать для семейного человека? Куда бежать? Решили: бежать на родину в Николаев, а там дальше в г. Никополь. Там жил брат отца Михаил Эпельман.

   Кстати, фамилия моего деда была "Таубе". Не знаю деталей, но изменена была фамилия в связи с призывом в армию.

   Так вот, в г. Никополь было изменено имя на Мотель, изменен год рождения. Ну, и, видимо, никто отца не искал. Так мы попали на Украину, где прожили 10 лет - с 1931 года по 1941 год.

   Никополь - это целая эпоха, детство и отрочество...

   Г.Никополь расположен на высоком правом берегу Днепра, южнее Запорожских порогов - сейчас пороги в воде у г. Запорожья. В 17 веке здесь селились беглые, а позже и запорожские, казаки.

   Поселились мы у хозяина Петра Ивановича Качайлова. Во дворе была половина свободного флигелька. Вторую половину занимал сарай с погребом, называемый "клуней". Флигелек этот был мазанкой: деревянный каркас заполнялся камышом-"очеретом" и обмазывался глиной. Дом был под черепицей.

   Квартира наша состояла из длинного коридора на всю ширину нашей квартиры с земляным полом. В одном конце коридора был сарайчик за занавеской, в другом - кладовка.

   Пишу я об этом так подробно, потому что ниже вы узнаете, что в кладовке мы держали козу, а в самом коридоре - кроликов, они рыли норы прямо в полу.

   В коридоре было окно возле двери. Из коридора две ступеньки вели в кухню с кирпичной печкой. Окно кухни выходило в коридор. Из кухни можно было попасть в "большую" комнату с двумя малюсенькими окнами, там стояла кровать родителей, стол, буфет и кушетка, дальше можно было пройти в маленькую комнату-спальню, где стояли кровать сестры моей Любы и моя. Эта комната соседствовала с кухней.

   Все это было маленьким, миниатюрным, с низкими потолками. Общая площадь квартиры была примерно 30-35 кв.м.

   Когда мы въехали в квартиру, там не было электричества и радио. Освещалась квартира керосиновыми лампами. Когда приезжала бочка с керосином, выстраивалась длинная очередь.

   Хозяйская семья Петра Ивановича состояла из 4-х человек: сам Петр Иванович, его жена Ксения Дмитриевна и 2 сыновей, Анатолия и Сергея. Толя был старше меня на 4 года, Сережа был ровесником Любы.

   Петр Ив. и Ксения Дм. были учителями. Они занимали полдома, выходящего на улицу. Дом был кирпичным под железом, но комнаты были такие же маленькие. Жили они зажиточно и у ребят были лодка, велосипед, волейбольная сетка, футбольный мяч, игра в крикет - сделали специальную площадку. Но это все было уже позже.

   А пока не было водопровода, воду нам возили водовоз с деревянной бочкой и лошадкой. Воду он брал прямо с Днепра. На нашей улице был спуск в Днепр. Он заезжал в реку по самую бочку и набирал ведрами воду. У нас был железный бачок, ведра и на несколько дней воды нам хватало.

   Конечно, я тогда не задумывался, на какие деньги мы живем, живем и живем... Не знаю, откуда у отца появилась фотокамера - большой черный ящик с объективом. За пять минут можно было получить сносный снимок, сразу позитив.

   Отец стал кустарем-одиночкой. Работал он на базаре. Заработки были маленькие, и весь этот период наша бедная мама проявляла чудеса воли и выдумки. В разные времена у нас были куры, кролики, коза и корова. Но в итоге получалось не очень радостно.

   Петру Ивановичу не очень нравилось, что куры гадят во дворе, кролики, порывшие норы в коридоре, во время сильного дождя утонули. Коза Голубка, родившая 2-х козлят, Тамарку и Борьку, объелась отрубей и околела. Корова родила мертвого теленка и погибла сама. Какой-то рок преследовал нашу семью...

   Мама шила, перешивала людям и дрожала, потому что во второй половине хозяйского дома жила родственница К.Д. и вышла замуж за фининспектора, а мама, естественно, налоги не платила. Когда начали строить трубный завод, отец перешел работать в трест "Никопольстрой" кладовщиком. Нам выделили участок земли, и мы посадили огород. Помню, как мы с тележкой ездили туда. Это было километрах в 3-4 от дома, а может и больше...

   По соседству, через двор, жила семья немцев Пеннер. Большой кирпичный дом, во дворе много подсобных помещений и сельхозмашин в них. Большой плодоносящий сад. Насколько я сейчас понимаю, их отец давал эти машины на прокат, но это только мое предположение. В семье было пятеро детей, два старших сына, которые в наше время учились в институте на Урале, и три дочки. Две младшие, Муся и Лиза, дружили с нашим двором и каждый день они бывали у нас, а мы бывали у них. В 1937 г. Отца арестовали, и он исчез.

   Когда родственница К.Д. вышла замуж за фининспектора, он привел к ней своего сына Бориса Лома, ровесника Сергея и Любы. Борис оказался хорошим хлопцем. Забегая вперед, скажу, что Борис прошел всю войну, дослужился до полковника и осел в Нижнем Новгороде. Любин сын Юра был у него в гостях.

   Никополь - это детство, а детство человека - самая счастливая пора в жизни. Вспоминаются первая рыбалка с восторгом, катания на лодке, всевозможные игры - футбол, волейбол, крокет, был турник во дворе. Я любил на нем крутиться. Помню, вначале я завис на нем вниз головой и не знал6 что делать. Отпустил руки и трахнулся головой об землю. Но это было вначале, потом я себя хорошо чувствовал на турнике. Это было летом. Зимой наша улица Антипова, названная в честь местного революционера, от Днепра поднималась вверх с поворотом, и обычно на больших санках, толпой человек в 5-6, на большой скорости спускались вниз. Иногда санки на повороте опрокидывались и все вылетали кто куда... Было весело! Транспорта на дороге в то время было немного.

   Какими мы были, чем занимались в то время, можно видеть из таких эпизодов. Пристань города находилась в центре города, у отвесной стены набережной, сложенной из булыжника. У стены были причалены лодки. Мы, 8-9-летние, садились в лодку и отталкивались руками от стены. Лодка описывала полукруг и другим бортом оказывалась у стенки. Затем все повторялось. Так мы катались до тех пор, пока кто-то оттолкнулся раньше, а я опоздал и вывалился с лодки в воду. Хорошо, что я вывалился не один, и помню, как ухватился за какие-то ноги и меня вытащили из воды. Уже позже - я был постарше - рядом с нашим двором когда-то были мастерские, а затем эти просторные корпуса использовали под склады. Хранили там капусту и буряки. Помещения были крыты черепицей. Мы поднимались на крышу по дереву, растущему у здания, снимали черепицу и, заготовленной из проволоки длинной пикой, накалывали буряк или капусту и вытаскивали их. Зачем мы это делали, не знаю... Детская шалость...

   А когда у Толи и Сережи появился детекторный приемник, нужно было делать антенну из длинной медной проволоки. Мы вечером, по темноте, подальше от дома, а все провода подвешивались на столбах, забрасывали на телеграфный провод привязанную к веревке гайку, она заматывалась, и дружно тянули веревку, пока провод не обрывался. Понимали ли мы, что делали? Вряд ли...

   Когда недалеко от нашего дома, на пустыре, построили стадион "Спартак", мы часто бывали на стадионе.

   Когда отец поменял работу и стал брать заказы на изготовление портретов с фотокарточки, мы стали жить лучше. У нас появился фотоаппарат "Фотокор" со стеклянными негативами. Я снимал много и у нас сохранились до сих пор фотографии той поры. Появился патефон с заводной ручкой. Много хороших пластинок: Утесов "С Одесского кичмана", "Гоп со смыком", арии из опереток "Летучая мышь", "Перикола" и др. Были лыжи, коньки и т.д.

   В школу пошел я рано. Тогда были т.н. подготовительные классы, "нулевки". Я смутно помню первые классы, но потом я учился плохо, на уроках безобразничал, крутился. Часто учителя записывали в мой дневник замечания. Особенно плохо я писал русские диктанты. У нас преподавала язык старенькая беспомощная учительница, и я безобразничал. Чтобы не иметь со мной дела, она ставила мне "3" и все были довольны. Но когда пришла в класс жена директора школы Максима Максимовича Полякова, Александра Дмитриевна, не старая полная женщина, она вызвала родителей и заявила, что, если я не исправлюсь, она меня переведет в класс ниже. Это было, по-моему, в 6 классе. И вот тут уже нужно было что-то делать.

   Выше я уже писал, что в наш двор пришел Борис Лома. Учился он хорошо, и мама договорилась с ним, что он будет со мной заниматься. И мы начали писать диктанты. Вскоре я писал лучше, и проблема исчезла.

   В 1941 г. в 8 классе я почувствовал вкус к занятиям. Очень легко и разными способами я решал задачи по геометрии. Казалось, дальше будет все в порядке. Но великая Раневская играла в известном спектакле "Дальше - тишина", я же могу сказать: дальше рвались бомбы...

   Вернемся назад. Я еще не рассказал о маминой родословной. Мама родилась в 1894 году в г. Николаеве. Ее дед Берешковский держал пекарню. Выпекал булочки и др. Это был уважаемый в городе человек. Родители держали постоялый двор, куда приезжали крестьяне со своим товаром со всей округи. В семье было 4 детей, два сына и две дочки. Это была очень дружная семья. Дядя Юра жил в Москве, и мы неоднократно были там. С тетей Розой и ее семьей мы вместе эвакуировались из Никополя, куда они приехали из Николаева в начале войны. Семья дяди Исаака жила в Николаеве. Он работал на кораблестроительном заводе слесарем. Во время войны погиб на фронте его старший сын Нюся, он был командиром роты автоматчиков, когда только появились на фронте автоматы, Младший Миля заболел туберкулезом и умер. Дядя Исаак простудился и умер. А его жена Крейна долго тяжело болела и умерла после войны. Так погибла вся семья.

   Когда дядя Юра приезжал в Никополь, он привозил с базара целую телегу арбузов. Он был холостяком и жил в Москве.

   Наш двор своей задней стороной граничил с территорией городской больницы. В 1932-33 г.г. на Украине был голодомор. Мертвецкая (морг) находилась недалеко от нашего забора. Это было маленькое помещение на 2 места, а трупов было такое количество, что их приходилось складывать в штабеля возле мертвецкой. Мы были очевидцами этих событий.

   В 1936 г. в Советском Союзе разрешили устанавливать на Новый год елки и открывать Дворцы пионеров. Дошла очередь и до Никополя. Дворец пионеров не построили, а устроили в каком-то особняке, отнятом у буржуев в революцию. Там были организованы различные кружки, от шахматных и спортивных до фото и авиамодельных. Естественно, принимали в эти кружки отличников и тех, кто хорошо учился.

   Я в этот список, конечно, не попадал.

   В день, когда открывался Дворец, у него собралась толпа ребят, которых не приняли. Это был праздник и, конечно, мы завидовали. В конце концов, устроители пожалели нас и решили организованно показать нам здание. Провели по всему дому.

   Это было грандиозно!

   Вскоре острота пропала, и я записался в какой-то кружок, лишь бы быть причастным к Дворцу пионеров. Потом были другие кружки, спортивные, гимнастики, фехтования.

   Последним кружком, в котором я занимался, был музыкальный. Тут нужны некоторые пояснения. Моя мудрая мама считала, что еврейский мальчик должен играть на скрипке. Ей очень нравилась скрипка. Но скрипка была дорогой инструмент, и музучилища в Никополе не было. Поэтому, когда появилась возможность записаться в кружок, где учили играть на домре, разновидность мандолины, я записался.

   Петь я любил и, слушая пластинки на патефоне, а у нас были арии из оперы Верди "Риголетто" "Сердце красавиц склонно к измене", я часто напевал это. Если мое пение слушала Люба, она говорила: "Мара, не вой!". Я не мог понять, почему она так говорит...

   Забегая вперед, расскажу случай из жизни в Алма-Атинском военно-пулеметном училище. Командир роты, украинец лейтенант Мельниченко, как большинство украинцев, любил петь и знал толк в этом. Он решил расставить курсантов по голосам. Для этого нужно было прослушать всех курсантов. Дошла очередь до меня.

   В то время пели патриотическую песню "Идет война священная, великая война". Не знаю, кто автор и как она называлась, но она мне нравилась, и я запел.

   Запел энергично, хотел понравиться лейтенанту. Он послушал и удивленно говорит: "А ну, еще раз запой!" Я еще с большей энергией запел, ну, думаю, понравился.

   Лейтенант посмотрел на меня и говорит: "Знаешь что, ты в строю не пой, можешь открывать рот, но не пой!" Что мне оставалось делать? С тех пор я не пою...

   Так вот, я исправно посещал занятия в кружке. Нам выдали домры, чтобы мы играли дома. Нас учили нотам и т.д., но сыграть на память больше трех нот я не мог, ну не получалось у меня, как я ни старался! Вскоре началась война, и домра осталась лежать в диване до сих пор. Так закончилось мое стремление к музыке. И мое увлечение кружками.

   В 1940 году у нас во дворе появилась девушка из Москвы Марина Павлова. Дочка репрессированного генерала. Симпатичная девушка. Она всех нас научила танцевать, и все дальнейшее время прошло под знаком танцев. Появилось очень много пластинок с танцевальными мелодиями, от "Брызги шампанского" и "Рио-Рита" до "В парке чар". Это было хорошее время.

   Сообщение о начале войны и выступление Молотова по радио застало меня дома. Я слушал патефон. Родных дома не было. Они с Любой уехали в Сталино (ныне Донецк) к папиной сестре. Я вышел во двор. Там была К.Д. Сказал ей, что началась война. Она сказала: "О, Боже!" и ушла в дом. Сидеть дома было невозможно. Ушел в город. Со всех репродукторов неслись марши. Народ бодрился. Никто не думал, что это надолго. Ведь нам говорили... Начали появляться беженцы с Польши, с западных областей Украины. Приехала мамина сестра Роза с детьми и с мамой. Толя и Сережа ушли в армию. Уехали к родственникам на Кавказ П.И., и К.Д. В их квартиру перебралась Любина подружка и родственница К.Д. Зоя с семьей. Появились слухи, что немцы расстреливают евреев. Надо уезжать и нам, а папа колеблется. Он был в плену у немцев в Первую войну и не верил слухам. Наконец, папа взял направление в Краснодарский край и билеты на поезд.

   15 августа 1941 г. мы погрузились на подводу и отправились на вокзал. Никакие поезда уже не ходили. На путях стоял состав из пассажирских выгонов и платформ, груженных металлоконструкциями и роликами, видно, из трубного завода.

   Какой-то проходимец предложил папе за деньги посадить нас в пассажирский вагон. Зашли. Наша мудрая мама говорит: "Так не бывает! Это очень хорошо для того, чтобы бежать!" И действительно. Вскоре пришел дядя с ружьем и выгнал нас. Сказали, что состав платформ с оборудованием уйдет завтра на Урал. Пришлось садиться на платформы.

   Это было днем 15 августа, а на рассвете 16-го наш состав ушел на Восток. Позже, как обычно, в 10.00 немцы бомбили станцию Никополь. А 17 августа г. Никополь был занят немецкими войсками. Нам просто повезло...

   А детство кончилось...

                       Эпельман  Марк Матвеевич