К западу от Никополя

Калмыки против партизан — «Простите меня, женщины» для группы Шернера — Гвардейцы Чуйкова жаждут победы — Рукопашная — Пурга у Мариинского — Шестнадцать метров соломы между войной и миром — Шестнадцать дивизий спасают только людей — Никопольский мешок разорван.

         В начале февраля 1944 года в маленьком селении Нижней Баварии родители горного стрелка Герхарда Эртля получили по полевой почте письмо от сына. В письме он спра­шивал: «Вы знаете, сколько километров от Мюнхена до Никополя? Одна тысяча шесть­сот девяносто восемь километров! Я увидел на дорожном указателе, который наши ар­тиллеристы поставили на огневой позиции». Никополь — в 1698 километрах восточнее Мюнхена. Для сравнения, знаменитое итальянское аббатство Монте-Кассино, которое в это время тоже ежедневно фигурировало в немецких сводках, было значительно бли­же. Всего 708 километров отделяли Мюнхен от Центральной Италии, где немецкие па­рашютные части и гранатометчики в феврале 1944 года не пускали американцев к аль­пийским перевалам.

Собственно говоря, по правилам цензуры рядовой Эртль не должен был упоми­нать, что он находится на Никопольском плацдарме либо цензор обязан был это вычерк­нуть. Однако к началу 1944 года цензура стала довольно мягкой. Кроме того, его роди­тели уже знали об этом от его раненого товарища, а замечание Герхарда являлось отве­том на вопрос из письма его матери.

        Неудивительно, что матери в Мюнхене, Вене, Дюссельдорфе, Шверине, Кенигс­берге, Бреслау и Дрездене интересовались Никополем. Все в Германии в начале 1944 года знали название этого советского города марганца на Днепре. Всю первую неделю января каждое официальное сообщение Верховного главнокомандования начиналось словами: «На Никопольском плацдарме...»

В феврале формулировка стала приобретать многозначительные оттенки. Теперь официальные сообщения Верховного главнокомандования начинались так:

4 февраля: «В районе Никополя вчера...»

5 февраля: «В зоне боевых действий Никополя русские усилили...»

6 февраля: «В районе Никополя наши дивизии продолжают...»

       7 февраля: «В районе Никополя враг продолжает крупными силами...»

       9 февраля: «С боевым подъемом наши войска в тяжелом оборонительном сраже­нии у Никополя отразили...»

       И 10 февраля: «На Восточном фронте попытки противника западнее Никополя снова закончились провалом...»

       И наконец, 11 февраля: «Наши войска на Восточном фронте снова отразили много­численные мощные советские атаки в районе западнее Никополя и южнее Кривого Рога».

       Затем на семь дней название Никополь исчезло из официальных сообщений. О плацдарме на Днепре не говорили ни слова. Что же замалчивалось?

       Утром 15 февраля на Нижнем Днепре разыгралась пурга. Температура быстро упа­ла до пятнадцати градусов ниже нуля. Резкий ледяной ветер и темнота стали фоном, на котором состоялся финальный акт никопольской драмы.

       Позиции плацдарма к югу от Днепра были потеряны в течение двух недель. Прав­да, русские не сумели прорвать оборонительные рубежи немцев. В тяжелом оборони­тельном бою южнее реки восточнопрусская 24-я танковая дивизия, например, снова и снова разрешала кризисные ситуации мощными контрударами своих танковых групп. Эта дивизия вывела из строя 290 вражеских танков, 130 противотанковых орудий, 60 пушек всех калибров, 31 миномет и 25 самолетов, взяла в плен более 800 человек. Ее собственные потери составили 500 человек, включая выдающегося офицера, капитана Георга Михаэля, кавалера «Железного креста» с дубовыми листьями, уроженца Гамбур­га.

       Однако одной отвагой битвы не выиграть. В конце января удар советской 8-й гвар­дейской армии силами девяти стрелковых дивизий и нескольких танковых бригад с се­вера через бреши во фронте 16-й мотопехотной дивизии в тыл плацдарма радикально изменил положение.

       Командовал немецкими войсками на плацдарме генерал Фердинанд Шернер. Здесь Гитлер доверил угрожаемый участок человеку, идеально соответствующему задаче. В 1942 году Шернер еще командовал австрийской 6-й горной дивизией, с которой мы встречались у Мурманска; потом ему дали 19-й горнострелковый корпус на Арктичес­ком фронте, и с октября 1943 года он принял опытный 40-й танковый корпус, с личным составом штаба которого, переименованного в группу Шернера или оперативную груп­пу «Никополь», он с 25 ноября руководил обороной плацдарма. Каждый офицер Гене­рального штаба знал этого сложного боевого командира. Он славился поразительной храбростью, твердостью и решимостью, большим тактическим искусством и верой в железную дисциплину. Он был абсолютно бесстрашен. В Первую мировую войну моло­дым лейтенантом баварского пехотного полка немецкого Альпийского корпуса он штур­мовал господствующую горную крепость Монте-Коловрат вместе с вюртембергским горным батальоном Роммеля и взял высоту 1114 далеко позади прорванного Изонцо фронта. 24 октября 1917 года в признание этого подвига его удостоили высшей награды за отвагу кайзеровской армии, орденом «За заслуги». Роммель со своими вюртемберг-скими стрелками поддержал фронтальную атаку баварцев, взял штурмом горный мас­сив Монте-Матье на пятьдесят километров северо-восточнее и за это достижение полу­чил орден «За заслуги» 27 октября. Два отчаянно храбрых лейтенанта 1917 года стали выдающимися и дерзкими командирами Второй мировой войны.

       Уже с конца 1943 года Шернер энергично и осмотрительно оборонял Никопольский плацдарм от значительно превосходящего по силам противника. Это было нелегко. По­зиции по фронту составляли сто двадцать километров. Практически без глубины. В де­сяти—пятнадцати километрах за линией ф)ронта протекал Днепр, 650—1300 метров шириной, а перед ним к тому же находились плавни — обширные болотистые низины, в которых скрывались партизаны.           

       Эти таящиеся в недоступных болотах силы представляли бы серьезную угрозу не­мецким порядкам, если бы не унтер-офицер Вилли Лилинталь. Этот солдат из Гамбурга появился в конце ноября с калмыцким майором Абушиновым. С ним пришли пять кава­лерийских эскадронов — 1200 калмыцких добровольцев из степей Калмыкии. Эти смер­тельные враги русских сражались на стороне немцев с лета 1942 года. С женами и семь­ями они последовали за 16-й мотопехотной дивизией из широких пространств вокруг Элисты на запад. Это были лучшие разведчики и лучшие охотники за партизанами. Они держали партизан из плавней под неусыпным контролем.

       В начале сражения два корпуса — 29 и 4-й — были приданы 40-му танковому кор­пусу с обозначением группа «Шернер». Вместе они имели девять пехотных дивизий плюс одна танковая дивизия (24-я) в качестве тактического резерва. Позже к группе присоединился 17-й корпус генерала Крейзинга. Рассудительный начальник штаба Шернера, полковник фон Кальден, являлся идеальным партнером для жесткого и бес­компромиссного командира. Шернер принял решение Гитлера защищать передовой выступ, несмотря на сложную ситуацию. Но когда 8-я гвардейская армия генерала Чуй­кова 31 января и 1 февраля нанесла свой смертельный удар с севера в тыл плацдарма, Шернер не стал колебаться или ждать каких-либо решений (фюрера. Операция «Про­стите меня, женщины» была начата. Это случилось 2 февраля и означало, что, вопреки всем приказам из «Вольфшанце», позиции по Днепру будут оставлены. Соединения Южного фронта перешли реку по двум постоянно обстреливаемым мостам в Никополе и Лепетихе и выступили против 4-го гвардейского механизированного корпуса и других формирований советской 8-й гвардейской армии, наступавших с севера.

         Положение снова стабилизировали. В последнюю минуту, в самую последнюю минуту советский прорыв к Днепру опять был предотвращен и небольшой коридор между рекой и городком Апостолово сохранен. Шернер теперь приводил в исполнение свой план выхода из захлопнувшейся западни, не допуская попыток вмешательства со сторо­ны Гитлера. «Без колебаний!» —звучал его девиз, в отличие от постоянной нереши­тельности фюрера. Так генерал и его начальник штаба довели до конца блистательную смелую операцию на прорыв.

       Шернер, всегда находившийся на передовой, точно знал, чего может ожидать от своих утомленных (формирований. Именно это знание позволило ему в последний мо­мент не дать уверенному противнику выйти к реке.

       3-я горная дивизия, первой выведенная группой Шернера с плацдарма, обеспечи­вала прикрытие фланга западнее Грушевки. За пей последовала 17-я пехотная дивизия, которая заняла сектор у Мариинского. 8 февраля ударные группы «Циммер» и «Лорьх» предприняли оттуда атаку на Апостолово частями 17 и 3-й дивизий под руководством 4-го корпуса. Целью атаки была железнодорожная линия и станция Ток-Апостолово. Атака группы «Митх» закончилась успешно, но потребовала огромных усилий от гренадеров и горных стрелков, в особенности от 17-й пехотной дивизии, которой нужно было глу­боко внедриться в район прорыва противника. Гранатометчикам пришлось привязы­вать свою обувь, чтобы не потерять ее в грязи, доходившей до колен. Эта украинская грязь отличалась невообразимой вязкостью. Даже десять лошадей не могли вытащить маленькое противотанковое орудие, если оно застряло в этой жиже.

        С неимоверным трудом защитная линия вдоль узкого коридора была усилена. Под ее прикрытием соединения 17-го корпуса двинулись в западном направлении. 8-ю гвар­дейскую армию Чуйкова сдерживали западнее Апостолова.

        С 10 февраля передовое подразделение линдембергской 24-й танковой дивизии преграждало путь русским, которые пробивались к станции Апостолово, даже оттесни­ло их обратно в город. Это создало условия для поддержания коридора открытым.

        Небольшими ударными группами из ослабленных полков 3-й горной дивизии, 97-й стрелковой дивизии, 17-й пехотной дивизии и 258-й пехотной дивизии генерала Блеера Шернер снова и снова отражал полномасштабные атаки противника по флангам узкого коридора. 8-я гвардейская армия генерал-лейтенанта Чуйкова отчаянно старалась про­бить немецкий барьер, обеспечивающий выход из никопольской ловушки. Напрасно. Победитель Сталинграда на этот раз переоценил мощь своей знаменитой армии — пер­воначально 62-й, а после Сталинграда получившей звание гвардейской.

       Дивизии Шернера отходили с Днепра. 125-ю пехотную дивизию перебросили на усиление 4-го корпуса, следовавшие за ней соединения перешли реку Базавлук по мос­там в Грушевке и в Первицком. Русские оказывали сильное давление. В Грушевке был единственный маленький мост. Паника могла поставить под угрозу всю операцию. Ге­нерал Шерпер поехал к переправе. 8 февраля он встал с несколькими военными поли­цейскими на подходе к мосту. Снова и снова он приказывал легким зенитным орудиям стрелять поверх голов немецких транспортных частей, стремящихся на мост, —гру­бое, но эффективное напоминание держать строй.

        97-я стрелковая дивизия и самые передовые части 24-й танковой дивизии тем вре­менем обороняли западный край спасительного выхода —деревню Большая Костром-ка. Бои доходили до рукопашной. На дальней стороне стояли каринтийцы и штирийцы 3-й горной дивизии и франконцы 17-й пехотной дивизии. Несмотря на сложный грунт и неблагоприятную погоду, они окопались между Мариинским на Днепре и Верхпе-Ми-хайловкой. С севера на соединение с войсками группы Шернера двигалась нижнеавст­рийская 9-я танковая дивизия под командованием генерала Джолассе.

        Утром 15 февраля 1944 года обер-ефрейтор Бергман из 138-го горнострелкового полка на страшном морозе лежал за своим пулеметом, не зная общей обстановки. Он знал только, что фронт у Мариинского нужно удержать, иначе вся группа Шернера ока­жется в беде.

        Русские наступали снова и снова. Они твердо решили прорваться. Падающий снег сократил видимость до десяти метров. Бергман отстреливал одну патронную ленту за другой. Вдруг он упал на бок. Из зияющей раны на голове заструилась кровь. Его вто­рой номер схватился за пулемет. Он начал стрелять влево, откуда доносился шум боя перед соседним пулеметом, который вдруг замолчал. «Если их подавили, красные пой­дут в эту брешь, — пробормотал раненый Бергман. — Я должен пойти посмотреть, что случилось». Он выполз. Но на половине пути замер. Лицо вниз. Мертв.

         Но Мариинское, краеугольный пост коридора спасения, удержали. Его удержали, потому что каждый совершал нечеловеческие усилия — как Бергман или как лейтенант Хольцингер двадцати четырех лет, который у Верхне-Михайловки подбил девять Т-34 двумя штурмовыми орудиями горного дивизиона штурмовых орудий и таким образом предотвратил вклинение советской танковой бригады.

Вечером горные стрелки начали отход. Подошла 387-я пехотная дивизия и вместе со 125-й пехотной дивизией слева приняла прикрытие коридора.

         Бушевала пурга, закутавшись, люди с трудом преодолевали ветер и шли по компа­су, потому что видно было не дальше собственной руки. Они две недели не выходили из боя и шатались от усталости. Некоторые падали на землю, но это означало смерть, и поэтому товарищи заставляли их подниматься. Сквозь пургу они добрались до деревни Большая Костромка. Из-за пурги наткнулись на советскую ударную группу, которая прорвалась через ослабленный немецкий опорный пункт 24-й танковой дивизии. Затво­ры их винтовок замерзли, стрелять было невозможно, им пришлось примкнуть штыки. По меньшей мере несколько домов на юго-западной окраине оказалось в их руках. По­том бой утих. Русское оружие и русский боевой дух тоже замерзли под ледяным дыха­нием степи.

          В секторе 2-го батальона 144-го горнострелкового полка тридцатиградусный мо­роз даже привел к необычному перемирию. Свои и чужие заметили скирду соломы и одновременно к ней подошли. Обнаружив друг друга, замахали руками: «Нихт война!» Русские устроились с восточной стороны, а немцы — с западной. Шестнадцать метров соломы отделяли мир от войны. Шестнадцать метров соломы и жестокая пурга обеспе­чили мирную ночь. На следующее утро две группы молча разошлись, каждая в своем направлении. Потом они развернулись, чтобы снова продолжить войну.

          В ночь с 15 на 16 февраля операция закончилась — войска вышли из никопольской ловушки. Этой же ночью британские бомбардировщики сбросили 3300 тонн бомб на Западный Берлин. А через два дня, 18 февраля, Никополь снова фигурировал в офици­альном сообщении немецкого Верховного главнокомандования. «В тяжелых боях за Никополь», — говорилось в нем — и потом эвфемистическим языком военных сводок сообщалось об окончательной потере плацдарма.

          В официальном сообщении не раскрывалось, что же произошло в действительнос­ти. Но из методичного боевого журнала, который вел для 6-й армии майор доктор Мар­тин Франк, все становится ясно. Вот как он подвел итог: «Шестнадцать дивизий 6-й армии потеряли большую часть своих машин. Вынужденно оставлено значительное количество оборудования службы тыла, в частности пекарни и полевые кухни, а также много тяжелого вооружения. Однако личный состав дивизий был спасен».